«ЗЛОЙ ДУХ» УТРАЧЕННОГО АРХИВА: НОВЫЙ ПОВОРОТ

Несколько лет назад «Казачий Терек» публиковал материал «Растерзанный генеральский архив». Он был посвящен судьбе уникальных документов, содержащих сведения о жизни казаков и народов Кавказа за прошедшие столетия. Собрал их первый фундаментальный историк казачества Иван Диомидович Попко. Но… на рубеже XIX-XX веков архив был безвозвратно утрачен. И до сих пор история его исчезновения известна лишь со слов краеведа Григория Николаевича Прозрителева, возглавившего в 1906 году Архивную комиссию.

Последним, кто видел архив целым, был Николай Николаевич Безменов. По мнению его правнука Сергея Дмитриевича Филипповича в изложенных фактах и датах есть некоторые несоответствия. Юрист по образованию, Филиппович досконально изучил имеющиеся документы и представил новую версию не только сложной жизни своего прадеда, но и удивительной судьбы хранящегося у него казачьего архива.

Своими исследованиями он поделился с корреспондентом нашей газеты Натальей Гребеньковой.

Материал, написанный мною несколько лет назад, был подготовлен на основе статьи Григория Николаевича Прозрителева «Генерал Попко и судьба его архива». Где-то в моей душе всегда пряталось чувство, что когда-нибудь чудесным образом вдруг найдутся толстые пыльные папки с бесценными бумагами.

Высший Промысел

Папки пока не нашлись, но судьба все-таки совершила причудливый поворот, и преподнесла невероятный сюрприз, остается лишь удивляться неисповедимым путям Высшего Промысла.

Зимой 2016 года я познакомилась со ставропольской журналисткой Катей Филиппович. В ее профиле в социальной сети увидела статью Ники Какобян «Дворянин, фронтовик, школьный учитель» о Катином дедушке. Буквально первая же строчка – «Николай Николаевич Безменов, родился в 1908 году на хуторе Родники Ставропольской губернии. Его отец был крупным землевладельцем» — заставила меня задуматься: где же мне встречался помещик Николай Безменов? Точно, в его усадьбе хранился архив Попко! Я связалась с Катей, и выяснилось, что она действительно праправнучка того самого ставропольского помещика. Она познакомила меня со своим отцом, Сергеем Дмитриевичем Филипповичем, который согласился встретиться и рассказать все, что ему известно.

Встреча с историей

Я пришла к правнуку помещика Безменова домой, и за чашечкой чая он подробно прокомментировал статью Прозрителева «Генерал Попко и судьба его архива», дополнив собственными сведениями.

Сергей Дмитриевич достает из альбома выцветшую дореволюционную фотографию:

— Это фото сделано не позже 1910 года, здесь — сам Николай Николаевич Безменов со своей женой Марией Николаевной, а на руках у нее сидит мой дед, тоже Николай Николаевич. Итак, Безменов – состоятельный человек, помещик, дворянин. Жили они на хуторе Родники, в своем родовом поместье. Но сначала оно называлось Николина Пристань, потом уже его переименовали.

На карте Ставропольского края Сергей Дмитриевич находит Ипатовский район и показывает пальцем место, где находилось имение.

— В истории остался образ Безменова-авантюриста, эдакого эксцентричного человека, из-за странностей которого безвозвратно погиб архив генерала Попко, — продолжает Филиппович. – Но такой вывод из статьи Прозрителева напрашивается лишь на первый взгляд. Эта же статья его полностью опровергает! Сразу же хочу оговориться, что излагаю свою точку зрения при всем уважении к личности Григория Николаевича, историка и краеведа, человека вне всяких сомнений заслуженного перед Ставропольским краем и городом Ставрополем. И тем не менее, считаю, что имею право сказать несколько слов в защиту своего прадеда.

Рассказ правнука

— После смерти Попко, опекуном его единственной дочери и наследницы Нины дворянским собранием был назначен Николай Николаевич Безменов, «дворянин, пользующийся репутацией своевольного и несговорчивого дельца с окраской революционного духа», — Филиппович начинает исследование. — Итак, он назначен опекуном официально, значит, архив попал к нему в руки совершенно законным путем. Более того, он был назначен дворянским собранием, то есть правомочным органом.

«Этот опекун явился злым духом для архивных сокровищ… На требования дворянского собрания, сдать архивные дела, Безменов резко отвечал отказами, ссылаясь на статьи гражданских законов, представляющие личные усмотрения опекуна распоряжаться вверенным ему имуществом опекаемого… поэтому переписка с ним дворянского собрания осталась без всякого результата и требования Безменовым игнорировались».

Обратите внимание: Прозрителев пишет, что дворянское собрание потребовало сдать архив, однако не пишет, кому именно нужно было его сдать. «В то время в Ставрополе не было еще архивной комиссии». Получается, что сдавать, собственно, некому. Он ведь официальный опекун, и как правопреемнику, мог сдать только какому-то другому своему родственнику. Безменов перевозит архив «на свой хутор в 60 верстах от Ставрополя». Прозрителев никогда лично не бывал в поместье Безменова, в своей статье он указал примерное расстояние от Ставрополя, да и то не точно: там не 60 верст, а больше, где-то 80 верст. Наверное, Прозрителев хорошо бы помнил расстояние, если бы приехал лично.

«Привоз архива стал роковым несчастьем… Безменов, занятый общественными делами в Ставрополе, мало жил дома… А тут еще открылось обстоятельство – женитьба его на молодой девушке на романтической подкладке, а Безменову в это время было уже 50 лет. Это совсем отуманило голову». Хотелось бы заметить, что биографические данные здесь преподнесены с преднамеренно расставленными акцентами, из-за которых прадед производит впечатление престарелого сластолюбца, в порыве поздних чувств женившегося на юной барышне, начитавшейся французских романов. На тот момент прадеду было немного за сорок, у него умерла первая жена, от которой остались дети, а вторая супруга – Мария Николаевна, выпускница Смольного, родила ему троих детей, каждый из которых прожил длинную и хорошую жизнь, оставив много внуков. Связывали они себя узами брака совершенно осознанно, это вовсе не было «одурманенным» порывом.

«Сколько пропало дел при перевозке — неизвестно». Факт пропажи дел при перевозке есть чистое предположение, которое ничем не подтверждено. Сколько — неизвестно, а может быть, вовсе нисколько?

«В отсутствии Безменова на хуторе архив расхищался, и очевидцы говорят, что видели, как свинья, сделавшая логово в сарае, где были сложены дела, бегала, зацепив архивную связку, которая болталась у нее на шее. Сколько пропало дел за это время – никому неизвестно, так как архив был взят без всякой описи». Во-первых, почему при передаче архива Безменову не была сделана опись? Логично же, что передающая сторона должна была сделать опись. И опять-таки интересно, кто выступил передающей стороной? Дворянское собрание? Получается, вроде как никто. Конечно, потом на моего прадеда можно было свалить все, что угодно.

Мне непонятно, откуда стало известно о том, что архив хранился в сарае и уничтожался свиньями.

А чуть далее в статье написано, что архив погиб при пожаре «в доме Безменова»! Обратите внимание, не в сарае. Так возникает вопрос: где же хранился архив, в сарае или в доме?

А был ли пожар?

— У Безменова была обширная библиотека, — Сергей Дмитриевич сообщает, что этот факт подтвержден в статье Прозрителева. — Дворянин, человек вне сомнения образованный, культурный, имевший собственную библиотеку, а значит, представляющий ценность попавших к нему бумаг, вдруг свалил архив, переданный ему на хранение в свинарник?

Поймите правильно, все эти несостыковки слишком бросаются в глаза. Я 25 лет жизни проработал в следствии и привык опираться на факты и логику.

Вообще, кстати, книги горят довольно плохо. Не так-то просто бесследно, до пепла сжечь такое количество документов, тем более, что пожар, если бы он был, то наверняка активно тушился бы крестьянами, проживавшими на территории поместья. Но старший сын Безменова, мой дед, тоже Николай Безменов, никогда мне не рассказывал ни о каком пожаре!

Более того, в период с 1922 по 1930 год он и его младшие, брат и сестра, жили в этом доме, который якобы сгорел. Деду моему в 1922 году было 14 лет. У нас в семье сохранился документ о передаче дома и сарая в колхоз.

Филиппович показывает справку от 25 февраля 1930 года с печатью и подписью председателя СХП Коллектив «Красные родники»:

— Смотрите, здесь ни слова не говорится о повреждениях в результате пожара: передается дом в жилом состоянии, а не обгорелые стены. Дом был саманный, обложенный кирпичом, крытый черным железом. И сарай тоже передавался в целости. К 1930 году дети все уже выросли, им было по 18 лет. После передачи дома колхозу, все разъехались на учебу, кто куда. А как дед мог не сдать – 30-й год? Попробуй не сдай. Лучше это сделать самому, заблаговременно, что он и сделал. Несмотря на то, что он был сыном революционера, лично помогавшего революционному движению, впоследствии расстрелянному «белыми», все равно он оставался для советской власти сыном помещика и классовым врагом.

Архив передан из поместья

— В 1906 году была учреждена Архивная комиссия, — продолжает правнук помещика. – И после ее создания Прозрителев, как председатель, снова обращается к Безменову с просьбой о передаче архива. В первый раз тот ответил отказом, а при следующем напоминании (при их встрече в Ставрополе) – соглашается, потому что уже был назначен новый опекун дочери Попко. Нина вышла замуж за помощника присяжного поверенного И.Н. Панова, который и стал ее опекуном. Получается, что Безменов передает архивные дела новому уполномоченному. В имение приезжает судебный пристав – официальное должностное лицо. Он был обязан сделать опись и по ней принять папки. Сделал ли он эту опись – из статьи остается неясным, но Прозрителев говорит, что он этой описи не видел: «Что именно и в каком количестве привезли дела с хутора – я не знаю, описи не видел, но на самих делах, которые я видел впоследствии, имеется надпись судебного пристава, а в дворянском собрании должна быть самая опись». То есть, председатель архивной комиссии, который пишет, что «заботы об архиве стали главной задачей комиссии», не видел опись и не знает сколько дел привезли с хутора? Как же так?

Но при этом он отмечает, что видел папки, на которых стояли подписи пристава. Логично ведь полагать, что раз пристав расписался лично на каждой папке, то, соответственно, он выполнил свои обязанности как положено. Это ведь царский чиновник, в то время такие вещи производились безукоризненно, приставы знали свой функционал. Если даже допустить, что он не перевез весь объем папок за один раз, то что же ему помешало это сделать потом?

Предводителем ставропольского дворянства в тот момент был Росляков. Читаем: «Дворянское собрание не придавало большого значения архиву Попко». Помещения для хранения найдено не было, и дела лежали в разных местах: в канцелярии собрания, часть сдана в губернский архив и в публичную библиотеку.

И тут начинается само интересное: «Они лежали без должной охраны, и мне приходилось видеть дела из этого архива у некоторых частных лиц, например, у зубного врача Гинсбурга, сотрудничавшего в газете «Северный Кавказ», у Краснова, директора народных училищ… у чиновника Архангельского, близкого человека к Попко…».

Вот здесь уже названы конкретные фамилии, у кого он видел растаскиваемые по домам папки. Это уже не какой-то безымянный «очевидец», якобы рассказавший о свиньях.

Из этого следует, что архив начал подвергаться разграблению лишь после того, как попал в дворянское собрание. Так, при чем же здесь Безменов?

Мы видим, что оставшиеся после расхищения 127 связок по ходатайству Прозрителева перед Росляковым были, наконец, переданы из публичной библиотеки в Ученую Архивную комиссию, где хранились до 1925 года. Затем были сданы «в Ставропольское архивное бюро по описи в силу распоряжения Центрального архива». Далее Прозрителев говорит: «возможно, главная часть дел попала в губернский архив, где они должны храниться, если уцелели» (!), а также, что некоторая доля бумаг Попко была передана в Терский архив к генералу Чернозубову, во Владикавказ.

Личность Николая Безменова

— Безменов якобы разоряется, хотя рассказы моего деда это не подтверждают, он был зажиточным помещиком, причем на тот исторический момент весьма передовых взглядов,- утверждает Филиппович. – «Безменов принимал деятельное участие в аграрном движении крестьян в 1905 году и был дважды судим Ставропольским окружным судом… Обстоятельства заставили его заложить землю… Участок был продан с торгов, и все пошло на уплату его долгов…». На своем участке прадед поселил крестьян, иногородних, отдал им большую часть земли для коллективного хозяйствования, но при этом его семья ни в чем не испытывала нужды. Скажите, многие ли помещики того времени так поступали? И потом, если бы он разорился, то не разбрасывался бы своей землей.

В статье говорится, что в 1918 году Безменов был расстрелян «белыми карателями» в своем поместье: в момент ареста началась перестрелка вооруженного отряда и крестьян, защищавших помещика, а затем, якобы, вспыхнул пожар, уничтоживший библиотеку и архив.

В действительности судьба супругов Безменовых, по словам правнука, была следующей:

— Их арестовали и отвезли в город Святой Крест, ныне Буденновск. Ему было предъявлено обвинение в бандитизме, соучастии в массовых убийствах и содержании притона. Если Ипатов, Апанасенко и Трунов для «белого» суда были бандитами и собирались они в имении Безменова, то и место, где собираются бандиты, соответственно, бандитский притон. А хозяин – его содержатель. Вот точно не знаю, бывал ли Трунов в его доме, а Ипатов и Апанасенко бывали точно. Безменов был активным помощником этих революционеров, кем-то вроде зама по тылу. Он осуществлял для них сбор продуктов, зерна, картошки, сала, толокна, молол муку и делал подковы. Это была наиважнейшая помощь — попробуй на лошадях воевать без подков. «Белая» контрразведка, конечно, работала и его четко вычислили. Расстреляли его примерно в конце 1918 – начале 1919 года по официальному приговору суда, вовсе не в пылу драки и ареста. А жена его, Мария Николаевна, умерла в тюрьме. После расстрела его тело выдали родственникам и крестьянам из Родников, и он был похоронен на земле родового поместья. Его судьба была такой же, как и всех первых революционеров – расстрел и гибель. Но он бы все равно не пережил 37-й год…

— Со слов деда я знаю вот что, — вспоминает Филиппович. — Перед входом в Ставропольский краеведческий музей им. Г.Н. Прозрителева и Г.К. Праве и до сего дня стоят два каменных идола. Их туда привез мой прадед, тот самый Николай Николаевич Безменов. Таких каменных баб на его земле находили очень много. Он их привез, кстати, не две, а четыре или пять — сколько в телегу поместилось. Когда-то с тыльной стороны музея был двор, и там стояло еще несколько этих изваяний. Какие основания у меня не верить собственному деду? Видите, что получается: человек был не чужд истории, имел личную библиотеку, передовых на тот момент взглядов.

Сергей Дмитриевич показывает вырезку из газеты «Ставропольская правда» от 8 апреля 1992 года со статьей кандидата исторический наук Н. Судавцова «Поволжье голодало…», где указано, что в Ставропольском уезде от Безменовых поступило 100 рублей.

— Так что, сказать, что он был полнейшим проходимцем нельзя, — делает вывод правнук помещика. — Я просто внимательно сопоставил факты, ничего больше. То, что архив растащили уже в Ставрополе – приведены железобетонные доказательства, названы конкретные фамилии людей.

Послесловие

Что ж, история, к сожалению, не имеет сослагательного наклонения: бесценный архив по большей части утрачен, рассеян ветрами исторических событий, людских судеб, закрученных в водоворот войн XX века. В Ставропольском государственном архиве Ставропольского края есть фонд документов генерала Попко, который, скорее всего, состоит из некоей уцелевшей части этих документов. Возможно, что какие-то бумаги еще хранятся во Владикавказе. Жаль, что у нас сегодня нет образца подписи, оставленной на папках приставом — она могла бы послужить серьезным аргументом для установления принадлежности каких-либо бумаг к архиву.

Мы не имеем права судить кого бы то ни было из участников тех событий — слишком сложны и опасны были обстоятельства того времени.

Наталья Гребенькова, Ставрополь

Ссылка на материал об утраченном архиве https://terkv.ru/rasterzannyj-generalskij-arhiv/