Радиостанция спасла от смерти

Он видел не больше, чем любой солдат Второй мировой: женщин-снайперов, привязанных к деревьям на финской границе, видел, как горящие в огне трупы фашистов садились и открывали глаза, словно живые… Это было страшно и предательски горько. Боевая судьба Андрея Петровича Масюкова не была с ним ласкова: он прошел через всю страшную войну с 16-килограммовой радиостанцией за плечами, видел так много боли, что его доброе казачье сердце и через 65 лет после победы разрывается, а голубые глаза застилают слезы…

Не поднялась рука
Марш-бросок бегом во время форсирования реки Свирь длился километров двести. Отступавшие враги пилили деревья, стремясь задержать преследование. Вымотанные, не смыкавшие глаз несколько дней, дошли до Мурманска. Там неподалеку находился бывший аэродром. Солдаты так измучились, что буквально рухнули в его деревянных подвалах и заснули. Масюков прилег на радиостанцию ухом, как на подушку. Вдруг услышал: ти-ти-ти-ти…. У кого-то будильник работает?

И тут понял. Вскочил, закричал изо всех сил:
— Тревога!!! Бежим!!! Здесь заминировано!
Уставшие бойцы побежали в гору, через три километра остановились отдышаться. Взрыва все нет, наоборот, над аэродромом поднимается красивая радуга. В этот момент к солдатам подковыляла рыжая лошадь. Она сильно хромала, подходила к людям и показывала свою израненную ногу. Командир сказал:

— Андрей, пристрели ее.
— Нет уж, — не поднялась рука у казака. — Невинное животное стрелять не буду.
Командир не отставал:
— Она же пропадет, что ж ее с собой брать что ли?
— Я не могу.
— О-о-о… трус!- командир выстрелил из пистолета ей в ухо…
Андрей Петрович прерывает рассказ. Нервно стучит костяшками пальцев по столу и молчит.

Маршал Жуков играл нам на гармошке
Родовой казак из раскулаченной семьи, он ушел на фронт, когда ему было двадцать. Из школы младших командиров, отучившись всего год, попал на северный фронт. 24-я Пермская краснознаменная дивизия сходу взяла поселки Тененеги и Бараки, а дальше споткнулась: помешали метровые снежные заносы, тайга и мощный немецкий укрепрайон.

— Немец такого огня дал, даже близко наших не подпустил! Пехота пошла в обход и тоже без толку, — рассказывает старый казак. — Две или три попытки провалились. Людей полегло… И тут на фронт приехал сам Жуков! Вот тебе раз, думаю! Он, между прочим, был совсем простой с солдатами, хотя и любил дисциплину. К нему можно было запросто подойти: «Разрешите обратиться?» Он: «Пожалуйста». Симпатичный был, подтянутый, говорил четко, без лишних слов и все приказом. Не курил и не пил, зато на гармошке играл. Да хорошо так, подпевал себе немножко! Своей у него не было, а где увидит – берет и играет. Так и у нас на фронте сделал, молодец!
Жуков приехал, чтобы укрепить орудиями позиции для наступления. Рубили лес, делали пороги, подтягивали гаубицы. Еще ходили в разведку. Андрей Петрович всегда с радиостанцией – телефон-то тянуть нельзя. Однажды взяли «языка», здорового и крепкого.

— Он сопротивлялся, мы ему дали по голове немножко, чтоб присмирел. А начальник разведки потом отдал мне его пистолет на память.
Трофей до наших дней «не дожил»: уцелев во время «шмона» в Румынии, когда в 45-м советские войска возвращались домой, был конфискован КГБ уже после войны, в Ставрополе.

Вы же мертвые!
— Было дело, я контузию получил на войне, — вспоминает ветеран еще один случай. — Однажды командир приказал: «Бери радиостанцию, в потемках пойдешь в 64-й полк. Вот тебе помощник, Гусев». Это был мой друг, повоевали мы с ним… Я должен был имитировать переговоры, что якобы в этом месте фронта будет прорыв.

Уже почти подошли к полку, как наткнулись на небольшую впадину в земле, которая простреливалась со всех сторон снайперами. Гусев прошел благополучно, а Андрей Петрович «схватил» снайперскую пулю – попала прямо в радиостанцию на спине! Техника спасла жизнь, но сама не подвела — работала.
…Стояли насмерть, прикрывая отход сразу нескольких наших соединений. Кто останется живым, может выбираться самостоятельно после двенадцати часов ночи. Для прикрытия им оставили одну противотанковую пушку на гусеничной тяге (с единственным зарядом) и подбитый Т-34.

Они подержались и дав прощальный залп стали пробираться ночами. Днем тихо отлеживались без перекуров и костров. На третьи радиостанция поймала сигнал SOS! Ближайшая деревня Сильфа полыхала в огне. Разведка сообщила, что живых там нет. Все сгорело – машины, люди и старый боевой товарищ на танке с верной радиостанцией.

— Справа — болото, вот они и уходили по открытой трассе. А там их танковая засада встретила. Погибли все, чей отход мы прикрывали, — тяжело вспоминать Андрею Петровичу. Но он продолжает:
На восьмые сутки снова послушали эфир: работает связист Фатеев! Я ему помешал немножко, дал «цекю» и зову:
— Я — Мас, я – Мас…
А он:
— Неправда, вас нету! Всех уже известили, что вы мертвые!
Собрались потом все вместе, четверо суток ждали разведроту со знаменем. Развернули его, поцеловали, и на пятые сутки пришло подкрепление. А однажды, смотрю — всадники. Побежал к трассе, разглядеть, кто такие? А форма на них – казачья! Иду по дороге навстречу и говорю им: «Хенде хох!». А они в ответ: «Чего? Ну-ка вали отсель!». Оказалось, доваторцы это были…

В прошлом году Андрею Петровичу исполнилось 90 лет. Лучшим подарком на день рождения он считает поездку в Москву на 9 мая. Туда он взял с собой небольшую книжечку о боях на Карельском фронте и несколько черно-белых фотографий. Только они не военные: «Чего нема, того нема, некогда было тогда фотографироваться»…

Наталья Гребенькова