ЧТОБЫ НА НАШЕЙ ЗЕМЛЕ ЭТО НИКОГО НЕ КОСНУЛОСЬ
Недавно с фронта в короткий отпуск домой, в село Надежду, вернулись добровольцы – Кирилл Ольховский и Александр Яровой. Они сражаются в батальоне, который получил широкую известность как «Таврида», хотя это неофициальное название подразделения. На самом деле оно носит имя «Крым», и в его составе с самого начала СВО есть штурмовой терский взвод. Туда шли добровольцами терские казаки Ставрополья и Северного Кавказа до того, как в июле был сформирован батальон «Терек».
Сейчас в «Крыму» осталось чуть больше десяти терцев, из которых трое – казаки Надежинского хуторского казачьего общества. На передовой еще Виктор Бондарев. Он ушел в феврале самым первым, в апреле — Кирилл, затем Александр. Мы встретились с ними в здании казачьей управы, которую община построила на собственные средства на земле семьи Виктора Бондарева. Здесь в спортзале казачьего клуба «Ратник» продолжают заниматься сельские дети, у которых есть пример настоящих мужчин, отцов. Конечно, их горячо ждут живыми и здоровыми и в собственных семьях.
Ребят, спасибо, что согласились рассказать о ваших фронтовых буднях. Скажите, какой боевой путь прошли за это время?
Кирилл: Начинали с Мариуполя, двигались через Новое Работино, были под Орехово, но не зашли в него, затем Лесное, Луговое, Каменское. Все это время мы продвигались из ДНР в Запорожскую область, ни разу не отступали. Сейчас стоим примерно в 25 километрах от самого города Запорожье, который еще не взят. Он на краю Каховского водохранилища, на другой стороне — Энергодар с его АЭС. В общей сложности прошли порядка 300 километров. На нынешних позициях мы находимся около двух месяцев.
Это долго, как вы оцениваете?
Это ни о чем не говорит. По-разному везде стояли: где-то две недели, где-то неделю, месяц. Зависело от обстановки.
Вы застали события на Азовстали?
Краем. Прибыли, уже когда все было на завершающей стадии – накрывали завод. Канонады были страшные, зарево на полнеба. Наш полигон был довольно далеко, но и там всё тряслось. Возвращаясь в отпуск, ехали мимо города, глянули – это Сталинград. Поразило: везде сгоревшие здания, все выжжено, и вдруг раз – храм стоит. Нетронутый! Купол бирюзовый. При такой плотности огня невозможно, рациональных объяснений нет. Чудо, так не бывает.
Бойцы молятся?
Да. Сначала были построения, молились сообща. Потом располаги разбросало. Мы уже перешли на более индивидуальную молитву. Каждый сам молится.
Из каких военных специалистов состоит батальон как подразделение?
В нашем в основном люди, которые во время Крымской весны охраняли вокзалы, аэропорт, другие объекты. Они первыми сказали «нет» перевороту на Украине и первыми пошли в феврале в СВО. В терском взводе не только казаки, потому что взвод должен состоять из людей с разными военно-учетными специальностями.
Каковы функции соединения?
Мы – преграда между ВСУ и нашей артиллерией, которая стоит за нами. Арта работает по ним. Но там уже не всушники, а польские наемники, джентльмены удачи из Европы. Даже приветы на снарядах уже не пишут по-украински или по-русски. С дрона сбрасывают гранату, или ВОГ, на нем оперение самодельное делают и пожелания пишут там по-английски.
ВСУ «закончились»?
На нашем направлении подавляющее большинство наемников. Они даже флаг Украины повесили вверх ногами – синей стороной вниз, потому что понятия не имеют, как надо, да и плевать им. Как только флаг перевернулся, начали прилетать такие «подарки» с надписями.
Их приходилось видеть живыми, мертвыми, пленными?
Лучше, конечно, убитыми. Живыми их наблюдали в приборы, с коптеров. Мертвыми на расстоянии, далече. К ним особо близко подходить не стоит, они все свои трупы забирают.
У вас лично какие функции?
Мы оба и Витя Бондарев — командиры взводов. Воюем-то, считай, с начала. Привыкли, все бойцы уже сроднились, конечно, держимся друг за друга.
Проблемы с техникой, оснащением есть?
Было время, когда не хватало, потом наладилось. Проблема в другом. У противника сейчас хорошо работает РЭБ (радиоэлектронная борьба). Стоят глушилки, наш дрон взлетает, его сбивают.
Как с этим бороться?
Это не в компетенции батальона. Мне хочется написать в какое-нибудь Спортлото, чтобы проверили сайты объявлений. Откуда у человека ружье для сбивания дронов? Они стоят пару миллионов. Или, смотришь, продают дрон Mavik-3, у него камера хорошая – 28-кратное увеличение. К нам они не поступают, а на сайтах объявлений есть! Ценник раньше был до 300 тысяч, сейчас за 600. Парням-армейцам подогнали такой, им сказали: далеко не летайте, РЭБ работает. Взлетел, двести метров отошел и всё, связь потерял и улетел. Дроны так уводят, а может просто упал и разбился.
А мы можем также работать с вражескими дронами?
Можем и должны. Сейчас выдали специальные ружья для этого, но попробуй поймай. В штиль его слышно, но не видно. Он же на 300 метров вверху висит. Смотрит на тебя через свой 28-кратный зум. И если он начал зависать, только слышишь, как он жужжит. Тогда сразу в укрытие.
Он что-то сбрасывает?
Может принести гранату РГД. Ее прячут в обычную кормушку для рыбы. Выдергивается кольцо, чека задерживается и помещается в эту лодочку. Подвешивают ее на дрон, а он приносит «подарок» и координаты передает. Но мы тоже передаем. Много сейчас программ, которые позволяют вычислять их на карте. Точки сбрасываем артиллерии.
Много навыков приходится осваивать на ходу, да?
Кто-то там еще с 2012 года, знают. Парни, которые прошли чеченские кампании, говорят, что это совсем другая война. Сейчас много электроники, интернет. Сложнее намного. А с той стороны им все прут и прут. Чего только ни прилетает и ни взрывается! Порой смотришь – о, что-то новенькое, мы такое не видели. Начинаем смотреть, разбирать.
Иностранные «подарки».
Потери в батальоне «Крым» за это время есть?
Трое погибших. Есть «трехсотые». Они все живы, уже некоторые снова в строю.
Каждая смерть – горе, но все-таки за 8 месяцев не так много. С чем связываете малые потери: хорошее командование, оснащение, опыт?
Жить захочешь – и опыт появится. Мы когда первый раз приехали, нас сразу заставили рыть окопы. Очень трудоемкое и малоприятное занятие. Но когда начинаются обстрелы, закапываешься мгновенно, как жук. Очень быстро роется, за милую душу!
Со снабжением продуктами, водой — нет проблем?
Именно у нашего батальона нет, я за армейцев не скажу, понятия не имею. Но и у них, думаю, нету. Они пытались нас подкармливать, но у нас самих такого добра богато.
Расскажите про быт. Что едите, как готовите пищу?
В основном сухпайки, тушенку, рыбные консервы, каши. Открыл – быстро съел. Но сейчас в таком режиме те, кто по сменам на позициях, где ни приготовить, ни развести огня. Недолго, два-три дня. А так мы и борщи варили, и шулюм, и шашлык даже жарили – скот погиб, не пропадать же добру.
Нехитрый военный уют.
Мирные жители как реагируют на вас?
По-разному. Некоторые настороженно. В целом спокойно относятся, без негатива. Но люди в состоянии разрухи живут, чему тут радоваться? Особенно после событий на харьковском направлении, боятся. Прибегали к нам, спрашивали: «Ребят, вы нас не бросите?».
Александр: Если бы мы в феврале зашли основательно, нас бы на руках носили. Люди ждали Россию. И сейчас многие ждут, но уже давит страх. Из-за последних отступлений разрушены надежды. Одна продавщица на рынке мне сказала: «Зачем вы пришли, у нас бизнес был, мы хорошо жили». Пришлось ответить: «А вы не думали, когда 9 лет Донбасс долбали?». Она замолчала.
Как живут местные во время боевых действий?
Кирилл: Мы держим трассу от Васильевки на Запорожье. По ней в обе стороны курсирует население — им надо выживать. Через нас идут обмены пленными, «двухсотыми». Через нас ехала делегация МАГАТЭ в Энергодар. Наши на блокпостах всех досматривают. Конечно, какой-нибудь диверсант-разведчик может и мирным прикинуться, без оружия пройти, посмотреть. Скорее всего, обе стороны это делают. Но у них более жестко проходит пропуск: двухнедельный карантин в специальной зоне — фильтрационном лагере, где всех «пробивают», допрашивают.
Не дай Бог, конечно, но что вы посоветуете обывателю на случай военных действий? Как себя вести, стоит ли уезжать или передвижение, наоборот, опасно?
Честно говоря, не скажу однозначно. Лучше всегда уехать, если становится ясно, что вот тут, рядом — «красная линия», боевые действия. Главное, в нужную сторону ехать. Если не получилось, прятаться.
Мужчины замолкают, потом Кирилл говорит:
Поэтому мы туда и поехали, чтобы тут никого не коснулось. Меня спрашивают: зачем это тебе? Пусть военные воюют, если сюда придут, я возьму автомат. Ребята! Послушайте, если сюда придут, здесь некого будет защищать. Сначала артой отработают так, что ничего целого не останется. Кто так говорит, не понимает, что уже детей здесь не будет, матерей с отцами, жен – некого и некому будет защищать. Потому что и сам ты тут ляжешь.
Александр: Это третья мировая. До всего этого обычные люди не задумывались, кто они — русские или
украинцы, все вместе жили. А потом пришел жесткий национализм, который ввела туда Америка. И не в одночасье это случилось, а планомерно, десятилетиями, особенно после развала Союза шла обработка. Запад играет в долгую. В 2014 году просто посадили такую власть, которая выпустила джинна из бутылки. Ненависть зашкаливает. Они выходят на наши частоты, угрожают в очень грубой форме.
Вы отвечаете?
Мы не скоты. Должно быть какое-то достоинство. Меняем частоту и уходим. Не стоит опускаться до этого только потому, что они себя опускают. Нам с ними разговаривать не о чем.
Среди каких возрастных групп больше радикализма?
До 25 и старше 60. Люди обработаны. У них по радио натуральные «пятиминутки ненависти». Через каждую песню промывание мозгов – какие-то лозунги – «запад нам поможет, мы победим». Пропаганда там серьезная. Нашей стороне стоит больше работать с местным населением. У них нет связи, ничего. Вопросов, страхов масса. Надо ставить передвижные радиостанции, снимать билборды, вывески, местную рекламу. Там много такого, что формирует действительность, ее надо переформатировать.
Какой участок по протяженности держит батальон?
Кирилл: Был период, когда нас, терцев, там осталось всего 14 в связи с определенными обстоятельствами. Держали огромный рубеж. Сейчас на 70 человек держим примерно километра полтора. Но это не значит, что везде можно проникнуть, там пересечено минными полями. Ночью в такой ситуации крайне нужны тепловизоры, потому что в приборы ночного видения ничего не видно без света луны. Всю ночь смотришь и слушаешь, так проходит дежурство.
Сейчас мобилизованным выдают одежду, снаряжение. В добровольческих батальонах нужно что-то приобретать?
Александр: Нам все выдают, к зиме уже дали. Проблемы с этим были кратковременные, когда началась мобилизация, и батальон наполнялся людьми, которые не стали ждать повестку. Но у нас это все быстро решилось, буквально в течение трех дней.
Как дела с медициной?
Аптечки идеальные. Там все, что надо есть: жгуты, бинты, обезболивающее, гемостатики. Все лично перебрали и укомплектовали медики, которые были в Сирии.
Кирилл: По экипировке можно что-то купить себе: сменную одежду, обувь. На позиции надеваешь одно, по возвращении хочется переодеться в чистое. Вдруг не будет возможности постирать.
Кстати, как вы решаете вопросы со стиркой?
Пока время года позволяло, было нормально. Берешь – и ручками. В жизни столько не стирал! Сейчас начнется похолодание, будут вывозить в специальное место на банно-прачечные дни.
Где происходит ежедневное проживание?
Боевые позиции от наших расположений совсем недалеко — пешком 150 метров примерно. Сейчас живем в дачном кооперативе. Иногда спим в трубах – от снаряда не спасет, а от осколков вполне. От прилетов в каком-то смысле помогают животные. Наши пес-сапер и кот слышат выход и прячутся в подвал. Еще две курицы прибились. Сначала мы съесть их хотели, но потом пожалели, так они и живут, стали нашими талисманами. Куры пониманием не отличаются, но даже они далеко от окопов не отходят.
Александр:
Выбираем жилье с железобетонными перекрытиями и подвалом. На случай артобстрела, чтобы ночью, например, быстро укрыться. Окна заделываем мешками, пленкой.
Пишут, что есть такие снаряды, у которых не слышно выход.
Кирилл: Это польский миномет 92-й. Его слышно за 2-3 секунды до удара. Вообще первый прилет всегда неожиданный, какой бы ни был снаряд. Тем более, если спишь. Начинают стрелять по нам примерно с расстояния 6-7 километров. Мы слушаем, есть посты круглосуточные, но на каждый «бух» в рацию не накричишься. Так что, как Бог управит. Но и первый – обычно лишь пристрелочный.
А наша арта как стреляет?
Мы учимся. Та сторона, бывает, по 20 минут накидывает. Контрбатарейные станции по сейсмическим колебаниям земли засекают, откуда был выход. Эти станции есть в армии. Как у них работа строится — уже не к нам вопросы.
Дом до и после прилёта.
Чем обстреливают?
Александр: НАТОвскими боеприпасами. Чего там только нет: и фосфорные, и зажигательные, и какие-то странные химические. Зажигательные не взрываются, от них просто все вокруг начинает полыхать. Есть мины, которые падают, взрываются, потом к воронке подходишь, а там кипит как смола. И ужасный белый дым туманом стоит. Его вдохнешь, а выдохнуть никак, очень неприятно. Часов через 12 я приходил к воронке, землю палкой ковырял, а она снова начинала дымить.
Как будто что-то испытывают.
Да и с нашей стороны всякое испытывают, каждая армия мира это делает.
Какая у вас мотивация сражаться в СВО?
Кирилл: Я, наверное, всегда был слишком патриотичен. Знал давно, что начнется. И оно началось. Возможно, мы к этому оказались не настолько готовы, как хотелось бы, но русские всегда долго запрягают. Ничего, победа будет за нами. Весь этот западный содом со сменами пола не может зайти на нашу землю. Я не хочу, чтобы моим детям кто-то внушал, что можно стать девочкой, мальчиком или неведомой зверушкой. Для меня это борьба с бесовщиной.
Александр: Я служил, вышел на пенсию и не думал, что опять придется брать в руки автомат. Но считаю, что это одна земля, один народ, большая Россия, исторически так. Хочу дойти до конца, до победы. Потом дождаться пока все наладится, восстановится.
Чем помочь батальонам, воинским частям?
Не могу говорить за всех, но у нас все в достатке. Зимой может быть что-то еще понадобится, время покажет. Жителям очень нужна помощь. Старики там пенсию нашу еще не получают, а украинскую уже не получают.
В Васильевке есть электричество, газ, вода?
Газ туда подвела Россия! А «ридна Украина» перекрыла. Там даже хлеб пекли на электрических печках. Когда обстреливали Энергодар, то по двое суток не было света – не было и хлеба в городе.
Кирилл: Вода питьевая всегда нужна. Пару «пятишек» берешь на позицию — очень удобно.
Планируете возвращаться на фронт?
Саня на днях, а я чуть попозже, мне надо контракт заново подписать. И опять на полгода.
Автор: Наталья Гребенькова. Фото Павла Иванова и из личного архива Кирилла Ольховского.
Источник: газета «Шпаковский вестник» № 42 (168) от 28 октября 2022 г.
Возможность комментирования заблокирована!